Пожар, вспыхнувший сто двадцать лет назад на судне посреди океана, привел к тому, что двадцать семь мужчин, женщин и детей, а также труп маленького мальчика оказались на побережье Намакваленда. Просто чудо, что эти люди, терзаемые жаждой в шлюпках, а потом в пустыне, смогли выжить в такой передряге. Благодаря дневнику, который вел капитан Адам Йул, хозяин брига «Австралия», история катастрофы восстановлена во всех подробностях, как если бы ее рассказали сами жертвы. Дневник попал в Национальную библиотеку Шотландии в Эдинбурге, и  его копия в библиотеку Британского музея в Лондоне.

   Берег, где высадились эти несчастные довольно интересный. Теперь это «алмазное побережье», так тщательно охраняемое, что никто не сможет долго оставаться здесь незамеченным. Но в прошлом это был настоящий «Берег Мертвого Человека». Древние голландские мореплаватели боялись совершенно лишенного источников воды участка суши к северу от бухты Святой Елены. Именно здесь погибло судно «Гудбайз», и из семи человек, посланных на берег за помощью, пятеро умерли от голода и жажды. Здесь налетел на прибрежные скалы «Метерен». Пять человек утонули, восемнадцать добрались до суши, но всего девять снова вернулись в цивилизованный мир. Девять остальных прикончила жажда.

   Капитан Йул понятия не имел об этой опасности, когда 2 октября 1840 года вел из Лейта новый, хорошо оснащенный бриг «Австралия». На нем было два помощника капитана, стюард, кок, четыре матроса и трое юнг. В каютах расположились пять пассажиров, включая доктора Александра Байерса и трех молодых женщин. Третьим классом плыли пять мужчин, молодая чета Чисхолм,и их дети — два мальчика и три девочки. На «Австралии» был опасный груз — скипидар, купорос, сера, деготь и уголь,— а также немного вина и спирта. Тем не менее капитан Йул, следуя нездоровой традиции того времени, не держал спасательные шлюпки наготове. Большой бот, самый важный из всех, использовали в качестве стойла для двух живых быков! Однако скоро вы поймете, что в остальном Йул был прекрасным моряком и отважным руководителем.

   После захода в Рио «Австралия» направилась через Южную Атлантику в Кейптаун. Вечером 27 декабря она на всех парусах влетела в сильный штормовой ветер. До Кейптауна оставалось около шестисот миль. Пассажиры, как обычно, прогуливались по палубе, но вскоре из-за холода разошлись по каютам. Около девяти часов вечера капитан отдал помощнику распоряжения на ночь и спустился вниз. Там он почувствовал запах гари и сначала подумал, что одна из женщин что-то подпалила в своей каюте. Однако осмотр показал, что весь груз охвачен огнем. «Внутри судно походило на чрево вулкана,— записал Йул в дневнике.— Погасить огонь было невозможно. Я понял, что судно обречено». Капитан не терял времени и объяснил пассажирам, что, несмотря на бушующий океан, им придется сесть в шлюпки. Одних охватил ужас. Другие терзали Йула вопросами. Остальные молча дрожали, онемев перед лицом смерти. Первым делом матросам пришлось вытащить быков из бота и столкнуть их в море. Один бык пришел в бешенство, и драгоценное время ушло на то, чтобы поймать и убить его. Когда бот был освобожден и заведены тали для его спуска на воду, дым стал таким густым, что люди у шлюпбалок не могли дышать. Им приходилось то и дело выскакивать из дымного облака, чтобы отдышаться. Наконец бот перевернули и быстро перенесли на корму, где воздух был чище. Однако и здесь пассажиры уже слепли от дыма. Судно тяжело переваливалось на волнах. Пламя выбивалось из-под крышки носового люка, и палуба горела под ногами. В этой дьявольской ситуации капитан Йул вспомнил все, что должен был сделать, прежде чем судно покинуло Шотландию. Он приказал стюарду погрузить в бот провизию, пока помощник выкатывал на палубу два бочонка с водой. К этому времени рангоут и паруса уже были в огне, но пассажиры сохраняли спокойствие и дети не плакали. Помощник забрался в бот, чтобы помочь матросам погрузить туда бочонки с водой. Один бочонок упал в море и таким образом пропал. Второй свалился на помощника и одного из матросов и сильно помял их; но этот бочонок удалось спасти. Спустили на воду скиф, и капитан Йул посадил в него трех женщин и двух матросов. Вскоре стало ясно, что скиф перегружен. Отчасти это было вызвано тем, что два пассажира спрятались на носу под брезентом.

Йул и еще шесть человек оставались на борту парусника. Они спустили небольшую шлюпку, и капитан на мгновение задержался, наблюдая, как огонь уничтожает его судно. «Я стоял, последнее живое существо посреди языков пылающего огня,— написал он.— Когда я сел в шлюпку, рухнула грот-мачта». Наступила ночь. Йул надеялся, что шлюпки продержатся у горящего парусника до рассвета, когда какое-нибудь судно, привлеченное огнем, сможет спасти их. Однако буксирный трос, протянутый на «Австралию», сгорел и к полуночи три шлюпки дрейфовали каждая сама по себе.

   К этому времени Йул сообразил, что пожар, вероятно, случился из-за самовозгорания угля. (Позже он сообщил мистеру Я. ван Риневельду, гражданскому комиссару Клануильяма, что пожар мог произойти из-за сильной качки и перемешивания груза или из-за того, что разбились бутылки с купоросом.) В первую ночь Йул командовал ботом — самой большой шлюпкой. В скифе было семь человек, и четверо находились в маленькой шлюпке, но ночью она едва не перевернулась, так что людям из нее пришлось пересесть в другие шлюпки. Таким образом в боте стало девятнадцать человек и девять в скифе. Оба глубоко осели. А суша была далеко. На рассвете не появилось ни одного парусника, и Йул проверил имевшиеся у них запасы, состоявшие из тридцати галлонов воды, половины галлона рома, половины галлона бренди и нескольких бутылок вина. Он рассудил, что будет благоразумно выдавать каждому не более одного стакана воды в день, и в этом оказался совершенно прав. Удалось спасти два небольших мешочка с сухарями, но часть их повредила соленая вода. Список дополняли два окорока, две головы сыра и несколько банок консервированного мяса. Йул прихватил с собой секстант, хронометр, навигационный альманах и карту. У него были Библия и книга псалмов. В скифе хранились фланелевые рубашки и одеяла. В шесть часов утра Йул сообщил всем, что рацион будет скудным, поскольку может потребоваться десять — двенадцать дней, чтобы добраться до берега. Затем на мачтах, сооруженных из весел, были подняты импровизированные паруса, и шлюпки пошли под юго-западным ветром. Йулу пришлось вымыть бот, использовавшийся в качестве стойла. Сначала брызги захлестывали шлюпку, но плотник соорудил с наветренной стороны подобие фальшборта из одеял, укрывавшее пассажиров. «Люди умоляли дать им воды, но я отказывал,— записал Йул.— Кричали душераздирающе, особенно дети, сидевшие в скифе. Они не хотели есть. Они просили только воды. Некоторые, несмотря на мои предупреждения, начали пить соленую воду. Два человека в моей шлюпке и два в другой буквально обезумели. Это были те, кто напился соленой воды. Все, что я мог сделать,— выдавать воду три раза в день, одноразовой дозой была столовая ложка на человека».

  Часто их захлестывали брызги. Хронометр вышел из строя; но Йул, опытный моряк, все-таки был в состоянии определить широту и установить координаты по счислению. Йул и его помощник управляли ботом, хотя большая часть работы падала на Йула, поскольку помощник получил травмы. Однажды ночью бот попал в шторм. Он наверняка пошел бы ко дну, если бы Йул не предвидел опасности и не приказал людям на случай катастрофы держать ведра поближе к себе. На рассвете девятого дня люди из скифа окликнули Йула и сообщили, что ночью умер мальчик — Джон Чисхолм. Четыре человека в шлюпке самого Йула были серьезно больны. Один из них, Джордж Пит, умирал. Тем не менее взошедшее в то утро солнце осветило холмы на побережье Намакваленда. Шлюпки были в двенадцати милях от суши и быстро приближались к ней. Каждый всматривался в берег и задавался одним и тем же вопросом: были ли впереди спасение и пресная вода — или гибель в бурунах? Йул приказал небольшому скифу идти вперед и подыскать место для безопасной высадки. Это казалось безнадежной задачей — их поджидало скалистое побережье, о которое разбивались огромные волны и где не было видно пологих мест. Судьба смилостивилась над несчастными, и, когда они приблизились к берегу, ветер и сильная зыбь с юго-запада утихли. Скиф вошел в узкий канал, но налетел на скалу и несколько человек оказались за бортом. Облегченную шлюпку выбросило прямо на берег. Все миновали прибой в целости и сохранности.

Йул направил баркас за первой шлюпкой, не зная о том, что люди с нее пытались просигналить, чтобы он высадился в другом месте. Он принял подаваемые ими знаки за ободрение и среди кипящих бурунов устремился в канал. Он также столкнулся со скалой, и баркас засел на ней. Между шлюпкой и берегом была большая глубина. Йул заставил людей прыгать за борт, прежде чем их накроет очередная волна. Матросы спасли женщин и детей. Сразу после высадки снова разразился шторм, и шлюпки выкинуло далеко на берег. На некоторое время люди оказались в безопасности, сохранив пищу и воду, но с ними было тело Джона Чисхолма и умирающий Джордж Пит. Капитан Йул при помощи секстанта вычислил, что они находятся примерно в одиннадцати милях к северу от устья Олифантс-Ривер, находящейся в двухстах милях пути от Кейптауна. Теперь их жизнь зависела от того, удастся ли найти воду на месте или выйти к реке. Представлялось безумием оставаться на этом берегу, однако начальник принудил людей задержаться. Они измотались, силы были почти на исходе, и капитан не мог вести их вперед. Матросы соорудили палатки из рангоута и парусов. Потерпевшие крушение люди, которые не могли отдохнуть в шлюпках, сочли настоящей роскошью возможность просто растянуться на песке. После выдачи обычной порции воды они улеглись спать. Йул спать не мог. Он встал, огляделся в поисках признаков воды или присутствия человека, но увидел только сухой песок и чахлую растительность побережья Намакваленда. Он осмотрел вельд до самого горизонта, но не обнаружил даже следов ни единого живого существа. Проснулся помощник капитана Уоллейс, и Йул обсудил с ним создавшееся положение. Могут ли они снова спустить шлюпки на воду и добраться до Кейптауна? Оба офицера согласились, что это невозможно. Оставалось только идти на юг под палящим солнцем, пока они не доберутся до цивилизации. Йул решил позволить ослабевшим людям отдохнуть весь следующий день и выйти на второй день перед рассветом.

В полдень тело Джона Чисхолма было накрыто флагом. Вырыли могилу, и Йул прочел погребальную молитву. На следующее утро умер Джордж Пит и состоялась еще одна похоронная церемония. «Они лежали бок о бок на этом пустынном берегу,— записал Йул. Каждый хотел бы знать, предстоят ли третьи похороны или их будет больше.

   В тот день все разбрелись в разных направлениях в поисках воды. Нашли растения-суккуленты, но их сок оказался непригодным для питья. Кое-кто набрал моллюсков, но их пищевая ценность представлялась сомнительной, поскольку они пахли йодом. В палатках было жарко, и капитан Йул отметил, что на возвышенности над пляжем гораздо прохладнее. У людей осталось так мало сил, что капитану пришлось взбодрить их вином, прежде чем они смогли перенести палатки. Перспективы предстоящего марша вырисовывались плачевными. Тем не менее женщины сделали холщовые мешки, чтобы нести продукты. Всю воду перелили в бутылки и банки и распределили между мужчинами, которых считали надежными. Йул определил, что, если не увеличивать рацион, воды хватит еще на шесть дней. «Мы походили на остатки изголодавшегося гарнизона,— заносит в дневник Йул.— Положение стало ужасающим, поскольку жажда сводит с ума. Все страдали от отеков на ногах и шли с трудом». На следующий день пути Йулу пришлось устроить для своей команды привал, когда была пройдена всего одна миля. Двигаться по зыбкому песку — сплошное мучение, а иногда людей задерживал колючий кустарник. И снова приходилось на мольбы дать воды отвечать отказом. Было так жарко, что мужчины сняли рубашки. Кое-как преодолели еще одну милю и опять остановились на отдых.

«Мне пришлось уговаривать их идти вперед, поскольку негде было укрыться от солнца и наши шансы на спасение уменьшались с каждой минутой»,— записал Йул. В полдень добрались до прибрежного утеса, рядом с которым увидели две хижины. Я знаю это место. Там есть отделенный от берега узким проливом островок Слоновья Скала с лежбищем тюленей. Издревле на него приезжали готтентоты, а с начала прошлого века — белые. К несчастью, в тот день, когда проходили потерпевшие крушение с «Австралии», в хижинах никого не было.

Йул и его люди закричали, но ответа не последовало. Они решили спуститься по скале и посмотреть, есть ли в хижинах вода, но ни у кого не осталось сил, чтобы предпринять такую попытку. (Позже они узнали, что в том месте вода была, но емкости закопали и путникам не удалось найти их.) Вскоре измученная вереница добралась до тропы, уходящей от берега. «На берегу было прохладнее и больше вероятность, что мы спасемся,— записал Йул.— Если бы мы заблудились в этой глуши, то к ночи все погибли бы». В тот день они прошли шесть миль и разбили лагерь на мысе, овеваемом ветром с моря. Как только они остановились, Йул сделал потрясающее открытие. Один из пассажиров, пожилой человек, который часто отставал, выбросил свой сюртук, чтобы держаться с остальными наравне. Должно быть, у него помрачился рассудок, поскольку в его карманах были две полные бутылки воды. Добровольцы пошли назад, чтобы поискать утраченное сокровище, но ничего не нашли. Йул, этот добросовестный и заботливый командир, получил в тот же вечер еще более тяжелый удар. Он обходил своих доверенных людей, собирая бутылки с жизнетворной водой. Доктор Александр Байере должен был отдать ему две бутылки, но у него оказалась только одна. Он поддался искушению и выпил целую бутылку воды.

   «Я скрыл это преступление от остальных членов группы, поскольку опасался, что они могут убить доктора»,— записал Йул. Несчастные люди, как обычно, прочли общую молитву и легли спать. Они были всего в нескольких милях от места, где могли получить помощь, но воды осталось так мало, что они могли погибнуть недалеко от реки. Ночью выпала роса и прошел небольшой дождь, но у них не было возможности собрать жидкость. Некоторые пытались сосать мокрые одеяла, но обнаружили, что они просолились за время странствия на шлюпках.

«В то утро я не мог ошибиться относительно подавленного состояния людей,— продолжает Йул в своем дневнике.— Лица у всех опухли, губы потрескались, руки и ноги отекли. Я не думаю, что они все дотянули бы до следующей ночи. Однако я притворялся бодрым, хотя и не чувствовал себя таковым. Указав на горы, видневшиеся в отдалении на юго-востоке, я сказал, что в горах всегда есть вода». Капитан Йул был прав относительно крайнего измождения своей группы. На следующее утро они протащились три четверти мили и повалились на землю. Йул выдал воду. Люди затянули псалом. Потом продолжился мучительный поход. Еще одна миля — и снова отдых. Пожилой мужчина, выбросивший сюртук, совершенно выдохся. Его лицо и ноги были изранены. Однако прошло время и перед ними показалась возвышенность. Помощник капитана подумал, что видит устье реки. Йул побежал вперед. «Это были широкие воды реки Олифантс и ее плодородные берега,— с радостью записал он.— Я видел на дальнем берегу белые жилые дома и другие строения и различал голубой дымок над трубами. Мы помолились, и я раздал воду. Поскольку до реки оставалась еще целая миля, некоторое количество воды я сохранил». В этом переходе люди несли с собой судовой флаг и теперь развернули его. Фермеры заметили их и послали через реку лодку. Йул выдал остатки воды. Когда лодка приблизилась, спасшиеся затянули Двадцать третий псалом.

   Кто-то окликнул их по-английски. «Воды! — только и смогли произнести несчастные.— Можете вы отвести нас к воде?» Англичанин (оказалось, что он был моряком и работал на промышлявшую тюленей компанию «Оле-фант Рок») сказал им, что на другом берегу реки есть прекрасный родник. Йул и женщины поехали первыми. За три раза они все переправились и наконец-то утолили жажду, день и ночь терзавшую их несколько недель. Эти последние одиннадцать миль пешком по берегу подвели их к смерти ближе, чем шестисотмильное путешествие на шлюпках. Фермерами, жившими около устья реки, были Биллем Лоув Хендрик ван Зил с сыном. Френсис Трутер приехал

туда на рыбалку со своей тещей. Все эти люди выхаживали больных и заботились об остальных потерпевших крушение. «Была зажарена целая овца, и нам предложили часть антилопы, подстреленной в то утро,— записал Йул.— Но мы не испытывали голода, потому что наши сердца были переполнены счастьем, и люди плакали от облегчения и благодарности».

   Ферма Лоува находилась на южном берегу, в четырех милях от океана. Он не мог предоставить пищу и кров для двадцати шести человек. Некоторым из них был нужен заботливый уход. Однако теща Трутера, миссис Волфаардт, предложила свою помощь в присмотре за детьми, дала им одежду и обращалась с ними как мать. Трех женщин отправили в фургоне к мистеру Ричарду Фрайеру, начальнику склада у Донкин-Бей, примерно в четырех милях к югу от реки. Фрайер прислал фургон обратно, нагрузив его продуктами и медикаментами, и отдал своему пастуху распоряжение зарезать столько овец, сколько понадобится людям. Фрайер, носивший чин корнета, также известил гражданского комиссара в Клануильяме и попросил его принять меры для отправки группы в Кейптаун. Больше ста лет назад это был долгий путь, к тому же полный трудностей.

   Однако прошло несколько дней, прежде чем истощенные люди с «Австралии» были готовы к поездке. «Проявились последствия лишений, на руках и ногах были отвратительные пятна и отеки,— записал Йул.— Как это ни странно, но женщины и дети перенесли тяготы лучше, чем мужчины, явившись прекрасным образцом терпения и стойкости. Мистер Томас Харрис из Лондона, пассажир первого класса, был в самом плачевном состоянии. Он не мог встать с постели. Кожа на одной ноге лопнула. Отек на руке пришлось вскрывать бритвой. Мы боялись, что он умрет, и, когда пришло время для отъезда в Кейптаун, мы вынуждены были оставить его на попечение доктора».

Большинство людей из группы начало поправляться через пять дней. Потом появилась ненасытная алчность к пище. «Было невозможно удовлетворить наши аппетиты, и из-за нас в гостеприимном голландском хозяйстве возникла угроза голода,— отметил Йул.— Овец резали каждый день. Мы также наслаждались пшеничной кашей и свежим пшеничным хлебом». Они покинули Олифант-Ривер 19 января в фургонах;

на первом этапе проводником был Трутер. «Упряжки из четырнадцати или шестнадцати волов создавали впечатление отправившегося в путь каравана индейцев,— сообщает Йул.— Болтовня готтентотов была очень забавной. Но самым впечатляющим стало наше прощание с дорогими друзьями. Голландцы громко рыдали. Миссис Волфаардт было крайне тяжело расстаться с осиротевшей семьей. Даже готтентоты плакали. Наши друзья некоторое время шли за фургонами, потом остановились и замахали нам на прощание. Так мы покинули добрых, прежде незнакомых людей, которые навсегда вошли в наши сердца. Я верю, что, пока жива память, мы никогда не перестанем молиться, чтобы благословение всегда было над нашими великодушными друзьями».

   Йул сообщает, что фургоны часто сбивались с пути во время переезда до Кейптауна. В этой дикой местности, среди песка и кустарников, вода попадалась редко. Несколько раз фургоны чуть не опрокинулись. Йул записал: «Мы едва не потерпели второе крушение в пустыне, что очень встревожило женщин». Они миновали гору Пикетберг. Повсюду их очень радушно принимали фермеры. «Наша одежда, речь и псалмы удивляли их,— отметил Йул.— Наконец 28 января в полночь мы добрались до Кейптауна и впервые за последнее время познали роскошь хорошей постели». Капитан Йул переговорил с полковником Беллом, заместителем губернатора, и объяснил, что у его судовой компании нет ни гроша. Однако короткое сообщение о их бедственном положении появилось в «Саут африкен коммершел эдветайзер», и деньги были переведены. Белл смог выделить 120 фунтов наличными и раздать пассажирам и матросам кое-что из одежды. Двое из пассажиров третьего класса решили остаться в Кейптауне. Других пассажиров доставили в Австралию, тогда как капитан Йул и матросы вернулись в Шотландию. Мистер ван Риневельд представил правительству к оплате счет на двадцать четыре фунта для покрытия стоимости трех фургонов, которые были реквизированы. Так закончилась эта давно забытая драма, начавшаяся в океане у мыса Доброй Надежды и продолжавшаяся на мрачном побережье Намакваленда.

   Остров Святой Елены часто оказывался прибежищем для судов, терпевших бедствие в Южной Атлантике. Остов парохода «Папануи» все еще можно увидеть недалеко от гавани Джеймстауна. Восемьдесят пять лет назад на нем вспыхнул пожар, и островитяне никогда не забудут его. Если вы высадитесь в Джеймстауне, то увидите мемориальную табличку на стене публичной библиотеки около парка. На ней написано: «Пароход «Папануи», погиб 12 сентября 1911 года». Эта табличка установлена по просьбе 364 пассажиров в благодарность за доброту и гостеприимство, оказанные им жителями острова в период 11 сентября—14 октября 1911 года. В жизни острова это было более значительное событие, чем можно предположить, прочитав табличку. Через пятнадцать лет произошло нечто подобное — у Святой Елены пожаром был уничтожен «Папароа», пароход того же типа, что и «Папануи». «Папануи» и «Папароа», пароходы водоизмещением по 6500 тонн, были собственностью «Нью-Зиланд шиппинг компани» и перевозили пассажиров трех классов из Лондона в Новую Зеландию. Во время последнего рейса «Папануи» вел капитан Т. Мур. Его команда состояла из ста восьми человек. Первый раз о самовозгорании угля в одном из трюмов капитан Мур услышал 5 сентября и подумал, что уже почти все выгорело и огонь должен угасать. К несчастью, он снова вспыхнул в угольном бункере. Капитан все же решил, что сможет дотянуть до Столовой бухты. Люди со Святой Елены заметили, что у «Папануи», идущей мимо острова, из всех отверстий валит дым. Два дня пароход стремился к Кейптауну; потом капитан понял, что пожар уничтожит «Папануи», и заспешил обратно к Святой Елене. Обреченный лайнер, с раскаленными докрасна бортами, подошел к гавани вскоре после полуночи, сиреной взывая о помощи.

   В те дни в порту острова стояло кабельное судно «Британия», и с него немедленно выслали шлюпки. Семьдесят матерей с детьми перевезли на «Британию», где они провели ночь. К пяти часам утра всех пассажиров доставили на берег. Мужчин разместили в бараках в Лэддер-Хилл, а женщин отправили в военный госпиталь и бараки Джеймстауна. Естественно, это неожиданное вторжение сотен беспомощных мужчин, женщин и детей создало напряженное положение с ресурсами на не отличающемся изобилием острове. Однако небогатые островитяне не оставили в беде людей с «Папануи». После того как перевезли пассажиров, капитан Мур вывел лайнер на мелководье, где он находится и сейчас. Вскоре огонь распространился по всему судну и команда покинула его. «Он походил на костер в ночи,— сказал мне мистер Е.-Д. Уоррен, аптекарь со Святой Елены.— Было видно горящий внутри уголь. Лайнер стал прозрачным». Местная газета писала, что, скорее всего, люди погибли бы посреди океана, если бы судно, вместо того чтобы вернуться к Святой Елене, продолжало идти к Кейптауну. «Мы полагаем, что редко в мировой истории представлялась возможность увидеть такой ужасный пожар с любой стороны, в том числе из расположенных на холмах домов, устремив взгляд прямо в горнило». Газета также вспоминала о пожаре на китобойном судне «Полар Стар» в середине прошлого века, когда спасшаяся команда высадилась полуголой и ее пришлось снабжать одеждой прямо на пристани. У пассажиров с «Папануи» одежда была, но они проявили недостаточно здравомыслия при спасении других пожитков. Одна женщина пришла в госпиталь, зажав в руке трехпенсовую бутылочку чернил. Многие оказались без гроша. Доктор У.-Д. Арнольд, очень добрый человек, исполнявший в то время обязанности губернатора, создал благотворительный комитет из женщин и предоставил большинству пассажиров возможность получить билеты в родные страны. Особенно трудно было найти постельные принадлежности для такого количества людей, но островитяне отдали пострадавшим свои одеяла. Администрация острова выплачивала по три шиллинга в день на питание каждого человека с «Папануи». С лайнера удалось спасти немного мороженого мяса, но оно вскоре испортилось. Неимущим пассажирам в церквах собирались пожертвования; для сбора средств устроили благотворительный концерт. Матерью моряка, умершего на острове, был основан специальный фонд, в который она сама внесла пять фунтов. Жители Святой Елены всеми способами проявляли свое сочувствие. Тем временем горящий «Папануи» продолжал привлекать любопытных. Сначала жар был такой сильный, что люди на причале ощущали его. К 18 сентября огонь почти погас, и некоторые островитяне рискнули подняться на борт в поисках сувениров. До сих пор на Святой Елене в ходу довольно много ложек и других столовых принадлежностей с клеймом «Ныо-Зеаланд шиппинг компани».

   Мистер Уоррен предложил за остатки судна одну гинею и отправил ее страховой компании. «Папануи» в последнем рейсе была застрахована вместе с грузом на 120 тысяч фунтов стерлингов. Мистер Уоррен поднялся на борт, чтобы посмотреть, что там можно найти, и обнаружил чайную чашку и почерневший от огня соусник, великолепный посеребренный чайник с изображенным на нем флагом компании, несколько суповых тарелок и судовую рынду. Предложенная им гинея была отвергнута.

Через несколько недель возвышавшаяся над палубой надстройка «Папануи» рухнула. Уголь из остова лайнера долгое время вымывало на берег, и островитяне были крайне благодарны за это. «Он горел немного медленнее, чем обычный уголь, зеленоватым пламенем, и запах у него был иной»,— вспоминал мистер Уоррен. Когда владельцы «Папануи» услышали о катастрофе, они снарядили еще один из своих пароходов, «Опава», чтобы оказать помощь пострадавшим пассажирам. На «Опаве» было недостаточно спальных мест для такого количества людей, но плотники по дороге до острова соорудили деревянные нары. Когда «Опава» пришла в Джеймстаун, картина на его улицах напоминала отъезд бурских военнопленных девятью годами ранее. Пассажиры с «Папануи» за пять с лишним недель пребывания на острове обзавелись друзьями, а теперь пришло время для печальных расставаний. «Мы почувствуем их отъезд,— отмечала местная газета.— Однако как быстро мы вернулись к нашему обычному сонному состоянию! Через несколько недель после их отъезда мы едва ли вспомним, были ли приход «Папануи», сцены страшного пожара и предоставление крова и пищи пассажирам парохода на самом деле или это всего лишь минувшие сны и только его остов сохранится как часть пейзажа и постоянное напоминание».

   В марте 1926 года «Папароа», миновав по пути в Столовую бухту остров Святой Елены, был охвачен посреди океана пожаром. Для «Папароа» обратного пути не было, поскольку за кормой осталось пятьсот миль; но на нем была радиостанция, и сигнал бедствия приняли многие суда. Английский лайнер «Баррабул», находившийся ближе всех, спас пассажиров, команду и пятерых ливерпульских «зайцев». Большинство людей с парохода уже разместились в шлюпках, но капитан, главный механик и радист все еще оставались на борту. Когда подошел «Баррабул», «Папароа» полыхал от носа до кормы. Над палубами ревело пламя. Троим оставшимся морякам пришлось прыгать в море, чтобы не погибнуть. Когда через некоторое время на месте происшествия появился крейсер флота его величества «Бирмингем», только обломки плавали там, где «Папароа» пошел ко дну. 

   Капитаны торговых судов расскажут о том, что страшатся пожара в море больше, чем любой другой подстерегающей их опасности. Напомните им об айсбергах, и они могут изменить мнение и поставить лед на первое место. Хотя сейчас на всех судах есть радары. Разговор об айсбергах у берегов Южной Африки может показаться странным. Тем не менее в прошлом эти огромные глыбы льда видели на участке от Кейп-Пойнт до Кейп-Агульяс, и такого рода истории постоянно повторяются. Айсберги приносятся сильным течением из Антарктики в Тихий океан и Южную Атлантику, а некоторые из них подгоняет довольно близко к побережью Южной Африки. Если бы вы побывали в Дурбане в 1922 году, вы могли бы вспомнить прекрасный старый барк «Гарт-форс», стоявший там после столкновения с айсбергом. Барк был одним из последних больших английских парусников и принадлежал сэру Уильяму Гартуэйту. «Гартфорс» ушел из Англии в 1921 году под командованием капитана Р.-Д. Круикшэнка. С ним плыла его жена. В конце января 1922 года «Гартфорс» держал курс на восток — в Австралию. Круикшэнк вел его в шквальную, туманную погоду. В предутренние часы барк налетел на оставшуюся незамеченной ледяную гору. Когда вся команда посыпалась из коек, судно уже начало откатываться, но испуганные люди заметили зеленоватые, отблески ходовых огней правого борта на ледяной стене. Утлегарь барка свернуло, нос смяло, и в форпике  было полно воды. Круикшэнк определил, что судно находится в восьмидесяти милях к востоку от острова Принс Эдуард и Марион. (Они в те времена были необитаемы, но в настоящее время стали территорией Южной Африки; на них находится постоянная метеорологическая станция.) Сначала капитан хотел направиться к островам и выбросить судно на берег. На рассвете обнаружилось, что фок-мачта выше фор-марса-рея снесена. Бак был завален мешаниной из рваной парусины и обломков рангоута. А ветер достиг ураганной силы. Правда помпы позволяли контролировать уровень воды. У Круикшэнка не было радио. Он понимал, что может провести на островах Принс-Эдуард и Марион не один месяц, прежде чем появится какое-нибудь судно. Поэтому он решил идти к судоходной трассе и искать помощи там. День за днем в течение двух недель усталые матросы «Гартфорса» обливались потом у ручных помп, пока поврежденный барк медленно шел на север. Шлюпки на нем уничтожили глыбы льда, упавшие при столкновении с айсбергом. Однажды ночью прямо по курсу появилась еще одна гора, и вся команда поняла, что, если снова произойдет столкновение, спастись не удастся. Однако с этим айсбергом удалось разминуться и барк продолжил свой скорее дрейф, чем плавание к судоходной трассе.

   Там 12 февраля его заметили с шведского грузового судна «Унден». С «Гартфорса» подавали сигналы бедствия, а теперь подняли флаги Международного свода сигналов «MY», означающие: «Я не могу маневрировать». Но носовые переборки барка пока еще держались, так что, казалось, есть шанс добраться до порта. «Вы возьмете меня на буксир?» — запросил Круикшэнк. Капитан Хейерстедт с «Ундена» дал добро. Важно отметить, что он подошел опасно близко к  «Гартфорсу», передавая линь, к которому был привязан буксирный трос. Он пошел на большой риск. До Дурбана оставалась почти тысяча миль, но долгая буксировка началась. Буксир лопнул в первый же день, и только ночью команде «Гартфорса» удалось закрепить новый трос. На следующий день натяжение троса было таким сильным, что капитан «Ундена» нарастил его прочным манильским канатом, увеличившим длину буксира до восьмисот футов. Это ослабляло рывки, которые вызывались креном судов на больших волнах. Буксировка со скоростью пять или шесть узлов продолжалась неделю. Капитан Круикшэнк помнил о том, что носовые переборки могут не выдержать. И матросы постоянно откачивали воду. Уже показался Дурбан, когда налетел шторм. «Гарт-форс» не мог противостоять непогоде. Два судна дрейфовали и боролись со штормовым морем. В четыре часа в воскресенье «Унден» вошел в мелкие воды у Морвуд-Коув, обеспечив барку хоть какое-то укрытие. Когда волнение утихло, два судна подошли к Блаффу и встали на якорь. На следующий день они пошли в порт, хотя оба капитана позже признались, что не рассчитывали дойти до Дурбана. Капитан Хейерстедт был настолько уверен, что «Гартфорс» затонет, что держал наготове спасательные шлюпки. В то же время он сомневался, что какая-нибудь шлюпка могла противостоять волнению, разыгравшемуся у побережья Наталя в тот воскресный день. Капитан Хейерстедт и его команда получили деньги за спасение барка. Поврежденный «Гартфорс» в те времена, когда парус доживал последние дни, ничего не стоил, но его груз, каменная соль, окупил все издержки. Парусник больше не выходил в море. Долгие годы он стоял в гавани Дурбана, являя собой печальное зрелище: с погнутой обшивкой, лишенный бушприта и носовой фигуры. В конце концов судно, спасенное с таким трудом, вывели из порта и затопили. Капитан Круикшэнк снова вышел в море, на вспомогательной баркентине «Саунд оф Джура»,— в одну из экспедиций за тюленями на Кергелен. Позже он служил мастером в доках Столовой бухты. Самое известное из всех событий в водах Южной Африки, причиной которых явились айсберги, было спасение в конце XVIII века корабля английского военно-морского флота «Гардеан». Достославный Блай считал его капитана, лейтенанта Эдуарда Райоу, одним из опытнейших моряков в королевском флоте. Эту историю рассказывали так часто, что  не стоит повторять ее в деталях. После столкновения с айсбергом Райоу разрешил половине своих офицеров и матросов спуститься в шлюпки, поскольку казалось, что нет никакой надежды спасти наполнявшийся водой корабль. Тем не менее Райоу привел свой покалеченный, без руля корабль в Столовую бухту, тогда как шлюпки с людьми больше никто никогда не видел. Суда также сталкивались с айсбергами и на юге. В июле 1895 года пароход «Порт Чалмерс» вышел из Столовой бухты в Австралию с 800 ящиками динамита на борту. Он налетел на айсберг, бывший прямо на его курсе, и около ста тонн льда обрушилось на его палубу. Форпик наполнился водой, но носовая водонепроницаемая переборка выдержала. Маврикий был в 1500 милях, Аделаида — почти в пяти тысячах. Капитан выбрал Аделаиду. По пути налетали шторма, уничтожившие две спасательные шлюпки, но пароход все-таки добрался до порта. Такого ледового патрульного флота, какой нации-мореплаватели держат в Северной Атлантике, для того чтобы предупреждать суда об айсбергах, в южной части океана нет. Некоторые старые моряки утверждают, что «чуют» лед в туманную погоду; другие полагаются на похолодание воздуха, наличие птиц, температуру воды или эхо судовой сирены, отражаемое находящейся поблизости стеной льда. В наши дни радар стал настоящим благословением, когда рядом дрейфует лед. Некоторые из старинных методов на поверку оказываются неэффективными. Неожиданное падение температуры океана, отмеченное термометром, наверняка свидетельствует, что близко лед; но было доказано, что температура воды может совершенно не меняться, когда впереди по курсу айсберг. Воздух может не стать холодным, пока судно находится с подветренной стороны огромной горы. Гладкие поверхности айсбергов, естественно, отражают эхо, но, когда лед принимает другие формы, часто нет вообще никакого эха. Таким образом, в Южной Атлантике при отсутствии радара многое зависит от глаз вахтенного офицера и впередсмотрящего. Суда избегали столкновения, когда у вахтенного оказывалась хорошая реакция и он вовремя командовал в машинное отделение «полный назад». Иногда можно услышать, как страшный прибой шумит у основания айсберга. Но даже в ясные ночи лед на большом расстоянии разглядеть невозможно. Гора вырисовывается из темноты внезапно, как та, которая уничтожила «Титаник», заставляя испытывать холодную дрожь страха всех, кто узрел ее. Невидимый айсберг, почти полностью скрытый водой, несомненно, более опасен, чем выступающий на поверхность, поскольку может распороть обшивку судна ниже ватерлинии.

   Необычную историю рассказал хозяин французского парусника «Эмиль Галлин» после путешествия через Южную Атлантику в 1921 году. Он чуть не влетел в огромное ледяное поле, но почти забыл о своих страхах, когда увидел зажатый в расщелине колоссальной горы трехмачтовый парусник. Его грот-стеньгу снесло, но в остальном, казалось, повреждений не было. Ни на палубе, ни на айсберге не было видно ни души. Спасательные шлюпки, казалось, находились на местах. Было ли это старое, покинутое китобойное или исследовательское судно или таинственное свидетельство недавней катастрофы? Это одна из головоломок, преподнесенных морем, загадка без ответа. Однако подобная таинственная история произошла много лет назад в северных водах. Люди с английского брига «Реновэйшен», ходившего между Лимериком и Квебеком, в районе Ньюфаундлендской банки, заметили на ледяном поле два судна. Возможно, это были «Эребуо и «Террор» из трагической экспедиции сэра Джона Франклина. В Южной Атлантике видели айсберги достаточно большие, чтобы нести на себе целые флотилии судов. Их точнее называть ледяными островами, поскольку они иногда достигают шестидесяти миль в длину, темного цвета и на них находится масса камней и земли. Капитан Кук назвал их «плавучими скалами», и этому определению они вполне соответствуют. В арктическом регионе ничего подобного таких же размеров не отмечено. Объяснение заключено в самом Антарктическом континенте, этом вылизанном буранами ледяном щите, который постоянно медленно сползает на север в океан. Ученые считают, что ледяная шапка продвигается на одну милю за четыре года. Каждый год, во время великих оттепелей южного лета, огромные прибрежные территории ледяного щита с грохотом отрываются от континентального массива и в виде ледяных островов начинают свое длительное путешествие через океан.