ПОСЛЕДНИЙ СЛЕД «ВЕНЫ»

 

     29 декабря 1903 года, в 9 часов 15 минут, Отто Мадсона, капитана норвежского сухогруза «Ромсдал», вызвал на мостик вахтенный помощник — на горизонте показалось какое-то судно. Капитан поднимался по трапу, согнувшись чуть ли не в три погибели, чтобы устоять под сильными порывами юго-западного ветра, а уже наверху, где шквалы просто сбивали с ног, ему пришлось укрыться под обвесом мостика. К тому времени ливень, барабанивший всю ночь в ржавые борта и палубные надстройки корабля, слава Богу, закончился — и горизонт прояснился. Однако ж, окинув море пристальным взглядом, Мадсон тем не менее ничего не заметил — кругом вздымались только седые громады волн, а по небу, низко-низко, неслись тяжелые серые тучи. Капитан в недоумении воззрился на своего помощника — тот указал рукой куда-то вдаль, в сторону от правого борта. Отто Мадсон взял бинокль, протер окуляры, затуманенные морской пылью, и, приложив его к глазам, начал молча настраивать фокус. В самом деле, там, куда указывал штурман, милях в двух-трех, за горами волн маячил корабль. Когда он на миг-другой взмывал на гребень вала, можно было разглядеть паруса на трех его мачтах, а между ними — трубу , из которой клубами валил дым, стлавшийся за кормой длинным черным шлейфом. Мадсон раскрыл рот, как будто собирался что-то сказать. На губах у него застыло слов о— название, то же самое, что пришло в голову и вахтенному, только штурман не решался произнести его вслух.

   Облокотившись на поручни мостика, капитан, борясь c жестокой качкой, впился глазами в бинокль, жадно выискивая хоть какой-нибудь отличительный знак на корабле, то исчезающем, то вновь возникающем на обрамленном пенными изломами волн горизонте.

— Неужели она? — чуть слышно проговорил Мад-Сои.

И тут из-за свинцовых облаков пробился солнечный луч — он упал точно на сигнальный гафель неизвестного судна и высветил бьющееся на ветру трехцветное полотнище.

— Французы,— определил Мадсон.

Судя по вымпелу, это действительно был французский корабль, и на борту у него что-то не ладилось, потому как продвигался он очень медленно — со скоростью около двух узлов, то есть чуть меньше четырех километров в час.

— Хорошо, что до Гибралтара рукой подать...— заметил вахтенный помощник.

  Все это происходило неподалеку от мыса Сан-Висен-ти — самой южной оконечности Португалии,— видневшегося по левому борту норвежского судна, у самой линии восточного горизонта. До Гибралтара и правда было не так уж далеко — от силы 120 миль, и где-нибудь через сутки неизвестный корабль, даже если он испытывал кое-какие трудности, исключая, разумеется, серьезные поломки, вполне смог бы дотянуть до Средиземного моря без посторонней помощи — и своим, черепашьим ходом.

— Просто невероятно! — удивился Мадсон, в очередной раз взглянув в бинокль.

И вдруг, словно собравшись с духом, он прибавил, как будто обращаясь к самому себе:

— Похоже, это она... «Вена»... «Вена»... Капитан повторял название судна как заклинание. Впрочем, проверить это предположение было нетрудно: стоило только подойти поближе и подать запрос сигнальным фонарем. Но Отто Мадсон не решался изменить курс, тем более что в таком случае пришлось бы разворачиваться лагом и идти, подставив один борт сразу и волне и ветру, а «Ромсдал» и без того плохо слушался руля, из-за чего всю прошлую ночь пришлось пролежать в дрейфе.

Кроме того, на «Ромсдале» перегрелась топка и барахлил двигатель, и Мадсон опасался, как бы машина совсем не стала,— тогда неуправляемое судно подхватило бы течением, а оно в здешних водах довольно сильное, и выбросило на прибрежные скалы. Потом, изменив курс даже самую малость, да еще по такой-то погоде, капитан наверняка опоздал бы в Оран, свой порт назначения. И все же главное, чего боялся Мадсон, так это аварии в машинном отделении и как следствие крушения, что, в общем-то, было не исключено. Но с другой стороны, что, если там, справа по борту, действительно была «Вена»?.. Вахтенный помощник полностью разделял сомнения капитана: есть ли уж такая необходимость подходить к неизвестному кораблю? Наконец Мадсон принял решение.

— Курс — прежний! — скомандовал он. И прибавил: — Если б им нужна была помощь, они уж как-нибудь подали бы нам сигнал.

И «Ромсдал» пошел дальше — курсом на Оран. А странное судно между тем никак не выходило у Мадсона из головы: оно все еще виднелось на горизонте, за кормой. И капитан уже предвкушал сенсационную новость, которую он сообщит по приходе в порт. Ведь это наверняка была она, «Вена», вот уже двадцать дней как считавшаяся пропавшей без вести.

 

  «Вена» снялась из Рошфора в Тулон 10 декабря 1903 года, после того как из арсенала в ее трюмы перегрузили 38 ящиков со снарядами и материальные части артиллерийских орудий. Команда судна — пятьдесят человек — радовалась при мысли, что будет встречать Рождество на земле: ведь заход в Тулон намечался на 20 декабря. Разумеется, предстоящий каботажный рейс, вдоль берегов Франции, Испании и Португалии, не сулил ничего необычного, непредвиденного, кроме того, что после его завершения моряков ожидала теплая встреча с родными и близкими.

— Как там, в море? — спросил старшина 2-й статьи, служивший на «Вене», у лоцмана Бро, который прибыл на борт судна, чтобы провести его по фарватеру из гавани Рошфора в открытое море.

— Штормит,— ответил Бро и направился к капитанскому мостику, где его уже поджидал командир «Вены» Анри Барбье.

Заметив лоцмана, когда тот поднимался по трапу, Варбье махнул рукой и кликнул старшего помощника Кансеза, который стоял на своем посту на корме. Вскоре с капитанского мостика прозвучала команда отдать носовые и кормовые швартовы — и толстые канаты, со свистом рассекая воздух, упали на причал. Вслед за тем «Вена» медленно отвалила от берега и так же неспешно взяла курс в открытое море. Бро был прав. Едва «Вена» вышла из фарватера, как тут же оказалась во власти сильнейшей качки.

— Угодили прямо в шторм,— сказал Барбье и прибавил: — Эдак мы можем опоздать как минимум суток на двое. А в Тулоне, кровь из носу, надо быть к Рождеству.

   Капитан думал о жене и полугодовалом сынишке, ждавших его на берегу. Представив себе их обоих, он нежно улыбнулся, потом попрощался с Бро. Отдав честь капитану, тот спустился в черный лоцманский катер, с белым значком в виде якоря, и отправился обратно. А «Вена» двинулась дальше, навстречу яростному западному ветру. И некоторое время спустя она уже маячила Крохотной черной точкой на фоне хмурого неба.

— Так точно, «Вена» должна была прибыть в Тулон  двадцатого декабря. Однако пока нет никаких поводов для беспокойства. Уверяю вас, не сегодня-завтра она даст о себе знать.

  Такой ответ офицер пресс-службы министерства ВМС   Франции дал на вопросы журналистов ведущих французских газет во время пресс-конференции, состоявшейся 27 декабря. Тем самым он пытался развеять многочисленные слухи о загадочном исчезновении «Вены», которыми вся страна жила уже целую неделю. Кое-кто, например, утверждал, будто министерству известно, что судно постигла катастрофа: оно якобы вошло ко дну в результате взрыва, происшедшего в трюмах. И на поиски обломков и погибших скоро должен отправиться специальный крейсер.

—Все верно,—продолжал офицер пресс-службы,— завтра из Тулона снимается крейсер «Галилей». Им командует капитан второго ранга Жорес. Но крейсер выходит в море вовсе не затем, чтобы вылавливать какие-то там обломки. О том, что «Вена» затонула, просто не может быть и речи, поверьте мне на слово. Если же вы опять про слухи о взрывах в трюмах, то все это — сущий вздор. На борту судна действительно находятся тридцать восемь ящиков со снарядами — незаряженными. И вообще, насчет боеприпасов могу всех заверить — на «Вене» их ровно столько, сколько должно входить в боекомплект двух корабельных пушек, имеющихся у нее на вооружении.

— В таком случае как вы объясните, что судно до сих пор не пришло в порт назначения? — спросил кто-то из газетчиков.

— Однажды с «Веной» уже случалось нечто подобное — в декабре 1886 года. Тогда она вышла точно в такой же рейс, и он длился целый месяц. И в Тулон «Вена» пришла аж десятого января следующего года. Потому что попала в сильный шторм и вода дважды заливала ее топки. Так что не исключено, что в этот раз с нею произошло то же самое. Значит, она идет только под парусами. И скорость ее не превышает двух узлов, и то если предположить, что волнение на море улеглось. Однако сейчас все еще штормит, поэтому она, скорее всего, ушла подальше в открытое море и легла в дрейф, ожидая, когда ураган поутихнет.

— Как по-вашему, команде «Вены» хватит продовольствия?

Вопрос оказался вполне уместным. Обычно перед выходом в рейс каждое судно загружало продовольствия на две недели, не считая «энзэ», на три месяца. Однако для судов каботажного плавания такого резерва не предусматривалось, поскольку прибрежные рейсы, как правило, длились недолго и суда старались не уходить слишком далеко от берега; в случае же необходимости у них всегда была возможность зайти в ближайший порт. Стало быть, если «Вену» штормом и течением отнесло в Атлантику, команде наверняка пришлось урезать свой рацион.

— Не волнуйтесь, «Вене» не грозит участь «Медузы»,— заверил всех офицер ВМС и улыбнулся, как бы давая тем самым понять, что речь идет о временных трудностях, а отнюдь не о трагедии и что у берегов Европы не может бесследно пропасть ни один корабль, не дождавшись помощи и не сумев укрыться от бури и ближайшем порту...

  «Медуза»—один из четырех фрегатов французского ВМФ, отправившихся 18 июня 1916 года с острова Экс в Сенегал. «Медуза» потерпела крушение на Аргуэнской банке, в сорока милях от африканского побережья. 149 человек, находившихся на борту фрегата, спаслись на плоту длиной 20 и шириной 7 метров и провели в море две недели; из них в живых осталось только пятнадцать человек — их принял на борт бриг «Аргус».

   В это время в ходовой рубке крейсера «Галилей», склонясь над штурманскими картами, стоял капитан 2-го ранга Жорес — именно ему надлежало раз и навсегда развеять несусветные слухи о загадочном исчезновении «Вены».

— Такие вот дела,— сказал он, обращаясь к стоявшему рядом лейтенанту. Задача у нас, в общем-то, не сложная. Будем следовать предполагаемым курсом «Вены». Вот так... С этими словами капитан провел пальцем по карте — вдоль прочерченной карандашом линии, соединявшей следующие точки: Рошфор, мыс Ортегаль, мыс Сан-Винсенти, Гибралтар, мыс де-Гата и Тулон.

— Впрочем,— продолжал Жорес,— это еще полдела. Загвоздка в другом: что, если «Вена» вообще не придет в Тулон? Может, по каким-то неизвестным нам причинам ей пришлось отклониться от намеченного курса? Тогда все зависит от силы и направления урагана и течений. Другими словами, ее могло отнести либо далеко на юг, и марокканские воды, либо на запад, к Мадейре. Но если она потеряла управление сразу же по выходе из Рошфора, значит, ее снесло в глубь Северной Атлантики. Как бы там ни было, силами одного «Галилея» в любом случае не обойтись. Тут понадобится целая эскадра. Тем не менее удача, казалось, благоприятствовала поискам с самого начала. Когда «Галилей» еще только подходил к Гибралтару, с востока, в Средиземное море на всех парах входило грузовое судно — тот самый «Ромсдал», которым командовал известный нам капитан Отто Мадсон, видевший «Вену» неподалеку от мыса Сан-Висенти. Случись крейсеру и сухогрузу встретиться непосредственно в проливе, «Вену» наверняка бы спасли: Жорес по указанию Мадсона нашел бы ее непременно и, взяв на буксир, оттащил в ближайший порт. Однако проблеск надежды быстро померк — «Галилей» и «Ромсдал» разминулись: крейсер двинулся в Атлантику вдоль берегов Испании, а сухогруз направился в Средиземное море вдоль берегов Алжира. Однако в последнее мгновение Жорес, словно его осенило некое предчувствие, вдруг круто изменил курс и повернул крейсер на юго-восток, к алжирскому берегу, а не в Танжер, как ему предписывалось инструкциями. Таким образом, «Галилей», получалось, устремился как бы вдогонку за «Ромсдалем», значительно потерявшим ход после штормовой Атлантики. И по всему выходило, что часов через двадцать французский крейсер должен был нагнать норвежский сухогруз. Однако этого не случилось. Так же внезапно «Галилей» лег на новый курс и двинулся в сторону Картахены — со скоростью 16 узлов. И тут вдруг ход его упал почти вдвое. Что же случилось? В машинном отделении крейсера прорвало магистральный трубопровод. Чтобы устранить аварию, нужно было время. Так что, когда «Галилей» зашел на ремонтную базу испанских ВМС, «Ромсдал» уже отшвартовался в Оране.

   Теперь оба корабля разделяло расстояние в добрые три сотни километров, а до «Вены», которая в это самое время, наверное, терпела бедствие, было и того дальше. Между тем в Главном штабе французских ВМС капитан 2-го ранга, ответственный за организацию и проведение поисково-спасательных операций, ребром ладони сдвинул на угол стола целую кипу почты, доставленной на его имя в связи с исчезновением военного транспорта. В этой куче бумаг чего только не было: рапорты, отчеты, радиограммы и телеграммы, выписки из судовых журналов, официальные обращения и запросы... И даже протоколы спиритических сеансов. Чисто машинально офицер взял один из них и пробежал глазами: «Я вижу «Вену» в бескрайней черной пустоте. Пока все спокойно, но надо спешить, потому что души моряков уже зовут в мир иной...» Офицер нервно скомкал бумажку. Какого черта ему шлют эдакую дребедень?! Остальные бумаги были не лучше. Ничего определенного, ничего обнадеживающего... Ни одного сообщения о том, что кто-нибудь действительно видел «Вену», не поступило ни из Марокко, ни из Испании, ни из Алжира. Хотя, впрочем, одна новость была — она пришла из испанского городка Байоны: местные жители якобы обнаружили где-то на побережье разбитую шлюпку с «Вены». Только и всего. Офицер вспомнил утомительно-тревожную беседу, которую он вел с портовыми властями Байоны:

— Вы точно уверены, что это шлюпка с «Вены»?

— Конечно. Тем более что на обеих ее бортах сохранилось название самого корабля.

— К сожалению, это не та шлюпка — не с военно-транспортного судна.

— Да, но как же название?

— То-то и оно. На военных вельботах не пишут названия кораблей — только номера. Наверно, к вам прибило шлюпку с одноименного австрийского грузового судна. Оно, как нам стало известно, тоже попало в шторм и сейчас стоит в Бильбао.

И все же надежда, пусть ничтожная, оставалась — моряков с «Вены» еще можно спасти. Но для этого надо знать более или менее точное местоположение судна. И, кроме того, задействовать на его поиски немалые силы и средства.

«В общем, как ни крути, тут нужна целая эскадра,— размышлял про себя офицер,— а у меня пока что только один «Галилей»...».

Сколько раз он, как ответственный за проведение этой поисково-спасательной операции, обращался к министру ВМС за дополнительной помощью. И лишь совсем недавно министр наконец приказал подключить к поискам еще один крейсер, «Гишен», стоявший на приколе в Бресте. «Гишен» был одним из первых французских военных кораблей, которые оснастили радиостанциями, пусть небольшого радиуса действия, но все же. «Гишену» предписывалось выйти в море через три дня. Как бы не было поздно!..

   Штабист устало склонился над картой, пытаясь представить себе, где и как могло произойти кораблекрушение. Итак, транспорт покинул Рошфор; вскоре в машинном отделении произошла авария,— скорее всего полетел гребной вал, который так и не успели починить до выхода судна в рейс. В таком случае «Вена» шла дальше только под парусами. Затем, где-то между 17 и 21 декабря, она попала в ураган. Под одними лишь парусами ей было от него не уйти. Значит, она легла в дрейф и ее отнесло к юго-западу от проложенного курса; 29 декабря она, наверное, уже была на траверзе мыса Сан-Висенти, потом Гибралтара. Однако лечь на

другой галс, чтобы войти в пролив, ей, судя по всему, не удалось. Офицер взял компас и угломер, проверил метеосводки, нанес на карту точку и очертил вокруг нее окружность. По его расчетам, «Вена» должна была находиться где-то посередине круга, который захватывал большую часть побережья Марокко. Да, но с «Галилея» сообщали, что нигде на марокканских берегах следов транспорта найдено не было. В последнем докладе с крейсера, от 3 января в частности, подтверждалось: «На западном побережье обломков «Вены» не обнаружили. Ложимся на обратный курс — к мысу Сан-Висенти. Будем продолжать поиски в районе, лежащем в стороне от судоходных линий».

   «К мысу Сан-Висенти? Но почему именно туда? — недоумевал капитан 2-го ранга.— Неужели Жорес ошибся в расчетах! Ведь после 29 декабря прошло немало времени и «Вену» должно было снести далеко на юг». Да-да, именно на юг — туда, где лежит бескрайняя водная пустыня и где любое судно, потерявшее управление, ожидает неминуемая гибель. Потому что в тех водах помощи ждать неоткуда. «На западном побережье... не обнаружили...». Так-так, доклад отправлен 3 января... У офицера вдруг возникли сомнения — он снял телефонную трубку и вызвал отдел военно-транспортных перевозок:

— Когда «Галилей» ожидался в Танжере?

— Четвертого, согласно предписанию.

— А сегодня у нас девятое! Откуда такая разница во времени?

— Здесь возможны два объяснения: либо «Галилей» напал на след транспорта, либо, напротив, искал, но ничего не нашел. В первом случае «Галилей» мог обнаружить «Вену» и взять ее на буксир, чтобы довести до ближайшего порта, на что ушло немало времени. В другом — «Галилей» ничего не обнаружил и капитан Жорес продолжает упорно искать транспорт в открытом море.

Однако туг же напрашивалось еще одно предположение, которое люди на обоих концах провода не решались высказать вслух: что «Галилей» тоже исчез без следа...

   А «Галилей» тем временем только-только покинул Картахену. Капитан Жорес приказал развести пары, и крейсер, рассекая форштевнем короткую волну, со скоростью 18 узлов снова устремился к Гибралтару. Надо было скорее выходить из Средиземного моря, куда «Вена», похоже, так и не зашла. Скорее всего, она осталась штормовать в Атлантике. Минуя траверз порта Гибралтар, «Галилей» передал на берег свой опознавательный сигнал, и через некоторое время крейсер уже вовсю качало на тяжелой океанской зыби. Как раз тогда «Галилей» находился в шести-семи часах хода от того района, где предположительно могла дрейфовать «Вена». Но куда же направился крейсер по выходе в Атлантический океан — может, на север, к мысу Сан-Висенти? Нет, он взял курс на юг. Что же произошло? В общем-то, ничего необычного, поскольку, не будем забывать, Жорес не ведал о том, что знал Отто Мадсон. И по заранее оговоренному плану он взял курс на Танжер, где его ожидало новое предписание из министерства ВМС. Но, говоря откровенно, и тогда еще не все было потеряно. «Галилей» должен был простоять в Танжере часов десять, от силы двенадцать и потом отправиться к мысу Сан-Висенти. Однако, когда на горизонте показался Марокканский порт, крейсер внезапно сбавил ход, развернулся на 180 градусов. И снова взял курс на Гибралтар!

   С чего это вдруг? Все очень просто: к тому времени ураган разыгрался с новой силой, и Жорес посчитал, что ему даже не удастся встать на якорь на рейде Танжера — почти на выходе в штормовую Атлантику, не говоря уже о том, чтобы спустить шлюпку и подойти к берегу. Поэтому он решил укрыться в Гибралтаре и оттуда выйти на прямую связь с Парижем.

В сумерках крейсер бросил якорь близ мыса Европа, а на другое утро он опять выдвинулся на юг!

И тут вновь возникает вопрос — почему? Да потому, что таков был очередной приказ сверху. Но неужели Жоресу не сообщили о том, что видел Мадсон? Оказывается, нет. И только через несколько часов после выхода с рейда Гибралтара Жорес получил новый приказ, во изменение предыдущего, в котором ему предписывалось идти к мысу Сан-Висенти. Но было уже слишком поздно. Таким образом, первый рейс «Галилея» обернулся неудачей. Крейсер шел не навстречу «Вене», а в противоположную сторону, так что она всегда оставалась у него за кормой. И с каждым оборотом гребного винта «Галилей» все больше удалялся от терпящего бедствие транспорта. В дальнейшем же «Галилей», по сути, искал иголку в стоге сена.

— Вы видели «Вену»? — запрашивал он семафором маяк на мысе Спартель.

— Нет, ни одно судно, похожее на описанный транспорт, мимо не проходило.

— Вы видели «Вену»? — сигналил «Галилей» встречным кораблям, шедшим из Атлантики в Европу.

— Нет,— отвечали те.

  Когда «Галилей» крейсировал к северу от Касабланки, Жорес, стоявший на капитанском мостике в окружении вахтенных помощников и разглядывавший в бинокль горизонт, вдруг насторожился. Прямо по курсу, в четверти мили, он заметил темную точку — похоже, неуправляемый корабль.

— Вижу три мачты и дымовую трубу! — крикнул впередсмотрящий из беседки на фор-стеньге.

Три мачты и труба... все как на «Вене»...

Однако чуть погодя выяснилось, что это был всего-навсего остов давно затонувшего на прибрежной отмели сухогруза.

Спустя полсуток, уже в Касабланке, Жорес наконец узнал, что «Вену» в открытом море якобы повстречал «Ромсдал». И командиру крейсера — уже в который раз! — приказали возвращаться к мысу Сан-Висенти.

   «Ну конечно, она нас там так и ждет!» — с горечью посетовал Жорес на нерасторопность штабистов. В самом деле, из-за проволочек при передаче сообщений «Галилей» только теперь шел продолжать поиски там, откуда их следовало бы начинать. И к тому времени, когда он в конце концов вернулся в исходную точку, «Вену» уже отнесло далеко в сторону, но куда именно? И снова Жорес скрепя сердце был вынужден повернуть обратно. Впередсмотрящие на «Галилее» несли вахты круглые сутки, подавая сигналы всякий раз, когда на горизонте показывался корабль. Крейсер неоднократно  миновал траверз Гибралтарского пролива, кружил вдоль мыса Сан-Висенти, постепенно забирая все дальше в океан, потому как прибрежные воды обшаривали канонерские лодки. Потом он лег на курс зюйд-вест и уже шел то зигзагами, то по спирали, следуя классическому методу поиска пропавших кораблей. Стоило вдали показаться более или менее различимому пятнышку, как крейсер тут же устремлялся в ту сторону. В общем, моряки на «Галилее» искали своих собратьев с «Вены» с упорством и настойчивостью одержимых. Только однажды крейсер вернулся в Танжер, чтобы пополнить запасы угля. Таким образом, за неделю «Галилей» избороздил добрые полторы тысячи морских миль. Однако ни малейших следов «Вены» он так и не обнаружил. Как бы там ни было, на родине крейсер встречали с радостью, поскольку все уже начали думать, что и он пропал бесследно. Наступило 14 января. Минуло 35 дней с тех пор, как «Вена» покинула Рошфор. Логика и здравый смысл требовали прекратить поиски. Но они тем не менее продолжались, притом с куда большим размахом, чем прежде.

Со временем надежда найти «Вену» не только не пропала, а, напротив, обрела новую силу. Дело даже дошло до того, что, когда командующий Тулонским военно-морским округом потребовал вычеркнуть транспорт из списков кораблей ВМФ Франции, с него едва не сняли погоны. Утром 15 января из Бреста вышел крейсер «Гишен». Перед ним стояла задача обследовать воды близ западного побережья Ирландии, а в случае необходимости расширить район поисков аж до Ньюфаундленда. «Галилею» же предписывалось идти к Азорским островам, тогда как западное побережье Франции надлежало прочесать морским канонеркам. Кроме того, к поискам подключились гражданские каботажные и малые рыболовецкие суда. Буксир «Тайбур» снялся со швартовов сразу же, как только получил оповещение о том, что в Бискайском заливе, близ устья Жиронды, лежит в дрейфе какой-то корабль. Но, когда буксир прибыл на место, выяснилось, что это английское судно «Форест»: оно попросту ожидало прилива, чтобы зайти в Бордо. Когда сухогруз «Эмилия» опоздал в свой порт назначения, все почему-то решили, что он столкнулся с «Веной» (?!) и затонул. Однако в конце концов «Эмилия» объявилась в Аликанте, целая и невредимая, а задержалась она оттого, что пережидала шторм в открытом море. А капитан траулера «Альсион», к примеру, заявил, будто видел «Вену» 20 января у берегов Испании. Возле газетного киоска на улице Сиам, в Бресте, 17 января собралась толпа: все газеты сообщали на первых полосах о том, что «Вену» якобы обнаружили у берегов Ирландии — без единой живой души на борту. Не успели люди свыкнуться с этой вестью, как за нею последовала другая — будто транспорт, покинутый экипажем, видели близ Лас-Пальмаса, на Канарских островах. Эти две утки выпорхнули в свет почти одновременно, а общественность меж тем, затаив дыхание, уже следила за ходом новых событий, которым, судя по всему, суждено было поставить точку в деле о таинственном исчезновении «Вены».

    Человек держал в руках зеленую бутылку с толстым горлышком. Он еще раз повторил свой рассказ главному инспектору ВМС Бреста:

— Я как раз выбирал сети — и вдруг заметил вот эту самую бутылку. Она плавала совсем неподалеку, метрах в десяти, и я тут же выловил ее. Внутри виднелась какая-то записка. Но пробка, похоже, была пригнана неплотно и буквы размыло морской водой. И все же в левом углу записки кое-что можно было разобрать: «Вена». Должно быть, это название корабля. «Кое-что... разобрать?» Главный инспектор был совершенно иного мнения. Лично он смог разобрать только первую букву — «В». Остальные же буквы, больше напоминающие каракули, выведенные синими чернилами, едва просматривались. Но что это могло быть еще, кроме как «Вена»? Послания подобного рода закупоривают в бутылки и  бросают в море лишь в случае крайней нужды — когда корабль гибнет и люди на его борту уже не чают снова ступить на землю, чтобы поведать о постигшей их беде.

— Благодарю вас,— сказал инспектор.— Мы передадим записку на экспертизу. Как знать, может, она и прольет свет на эту странную историю.

   В словах чиновника, хотя он их произнес лишь из вежливости, невольно прозвучала надежда, которая, впрочем, вскоре подтвердилась. Спустя несколько часов на прием к тому же инспектору попросился еще один рыбак. Неужели и этот с бутылкой? Нет. Новый посетитель пришел, чтобы рассказать, что неподалеку от берега, близ Фура, он заметил в море рей, мерно качавшийся на волнах.

— Бог знает, каким ветром его туда занесло...— сказал рыбак и тут же уточнил: — Вообще-то реи серого, стального цвета бывают только на военных кораблях.

   Сообщение рыбака запротоколировали: оно, бесспорно, представляло интерес, хотя казалось слишком уж неопределенным. Тем более что выловить рей из воды рыбаку не удалось — в тот день на море было довольно сильное волнение. А протокол подшили к делу об исчезновении «Вены». «В его рассказе нет ничего конкретного»,— поговаривали в министерстве ВМС. Что верно, то верно, однако в словах рыбака мелькнуло новое, тревожное предположение, которое подтвердилось благодаря еще одной находке. О ней, кстати, упоминалось в докладной записке, поступившей от хозяина небольшого двухмачтового парусного судна, приписанного к Ла-Рошели. Хотя, впрочем, ничего сенсационного капитан парусника в ней не сообщал. Он упоминал лишь о том, что в 20 милях к западу-северо-западу от маяка, на мысе Кубр, при выходе из устья Жиронды, видел торчащие из воды реи и другие части корабельного рангоута. И все? Да. Но главный инспектор ВМС города Бреста усмотрел зыбкую связь между этой находкой и предыдущей. Что, если именно эта призрачная связь поможет наконец узнать правду об участи, постигшей злополучную «Вену»? Как бы то ни было, инспектор тем не менее решительно отверг мысль о том, что плавающие предметы, замеченные в восточной части Бискайского залива, чуть ли не у самого берега,— части рангоута затонувшего судна: в том районе слишком большие глубины. Однако при всем том они могли принадлежать полузатопленному кораблю: сам корпус — под водой, а на поверхности торчат лишь верхушки мачт да верхние реи. В таком случае это вполне могла быть «Вена».

   Прошло время, но дальнейшие поиски ни к чему не привели. И мало-помалу все свыклись с мыслью, что «Вену», как ни прискорбно, уже не воскресить.

   И все же наша история, окруженная ореолом тайн, загадок, невероятных домыслов и находок, на этом не закончилась. В начале февраля на берег острова Олерон  выбросило другую бутылку — внутри тоже была записка, причем на сей раз прекрасно сохранившаяся: «Вена». Находимся в 150 милях к западу от плавучей пристани Рошбон. Сильный шторм».

   Кроме этого, в записке не было ничего необычного. О том, что транспорт попал в шторм в месте, близком к указанному, все и так знали. Единственно, записка подтверждала предположение о том, что капитан «Вены» заранее почувствовал опасность, угрожавшую его кораблю, и на самый крайний случай решил оповестить об этом берег таким вот древним способом, из чего к тому же следовало, что судовая радиостанция, судя по всему, вышла из строя.  «Что ж, такое предположение вполне допустимо,— согласилась следственная комиссия, созданная при министерстве ВМС Франции.— Однако не стоит упускать из виду и то, что бутылку с запиской мог подбросить какой-нибудь шутник». Февраль подходил к концу. После нескольких дней относительного затишья шторм разбушевался с еще большей силой. Но теперь ураган повернул на юг — ветры дули с севера около десяти дней кряду. И вот наконец...

   Вечером 25 февраля жители прибрежного городка Бац, расположенного на полуострове Ле-Круазик, заметили в пенной полосе прибоя какие-то темные предметы. Это были обломки корабля — куски рангоутного дерева, спасательные круги, и ящик из-под снарядов.

— Так ведь это же один из тридцати восьми ящиков, находившихся в трюмах «Вены»! — воскликнул кто-то.

Ящик отправили в Рошфор. Там военные эксперты — не исключено, ящик из тех, что перевозила «Вена».

   Не исключено... возможно... Опять одни лишь предположения. Но где же истина — единственная и безоговорочная? Ее узнали спустя три дня. И это лишний раз подтвердило — все, что имело то или иное касательство к «Вене», могло кого угодно сбить с толку. Итак, 26 февраля к побережью Ле-Круазика прибило морской хронометр — его марку и серийный номер установили очень быстро: «Леруа, 322». Потом на всякий случай проверили, не мог ли он быть с какого-нибудь пропавшего судна. И вдруг, к всеобщему удивлению, было установлено, что этот самый хронометр представители портовых властей Шербура передали в подарок на «Вену» 27 мая 1902 года — день в день. «Но как прибор попал на побережье? — недоумевали члены следственной комиссии.— Маловероятно, что такой громоздкий предмет могло протащить течением к берегу, откуда до места вероятного кораблекрушения не один десяток миль. Ведь не волнами же его прибило!..

А может, хронометр захватил с собой кто-то из моряков с «Вены», решивший спастись вплавь и выпустивший его из рук, перед тем как утонуть — здесь, неподалеку от берега? В таком случае выходит, что «Вену» каким-то непостижимым — таинственным! — образом отнесло ураганом от мыса Сан-Висенти далеко на север — почти к родному порту, но лишь затем, чтобы она там и погибла, подобно зверю, который обычно возвращается умирать в то место, где он появился на свет.